Saturday, June 28, 2014

1 А.Ю.Ватлин Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941

АЛЕКСАНДР ВАТЛИН
«НУ И НЕЧИСТЬ»
НЕМЕЦКАЯ ОПЕРАЦИЯ НКВД в МОСКВЕ И МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ 1936-19Ч1 гг.
РОССПЭН
Москва 2012



















УДК 323(470-25) ББК 63.3(2)615-4 В21
Издание осуществлено при финансовой поддержке Германского исторического института в Москве
Ватлин А. Ю.
В21 «Ну и нечисть». Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг. / А. Ю. Ватлин. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) ; 2012. — 342 с. — (История сталинизма).



ISBN 978-5-8243-1710-7



В монографии на материалах архивно-следственных дел, хранящихся в Государственном архиве РФ, реконструированы отдельные судьбы жертв большого террора — выходцев из Германии, а также представлен коллективный портрет двух основных социальных групп, составлявших «немецкую колонию» в революционной Москве — политэмигрантов и иностранных специалистов. Ключевым сюжетом книги является динамика немецкой операции НКВД в столичном регионе, формировавшиеся в ее ходе образы врага, репрессивные практики «упрощенного следствия» и социально-психологические последствия репрессий.
УДК 323(470-25) ББК 63.3(2)615-4
ISBN 978-5-8243-1710-7
©Ватлин А. Ю.,2012
© Российская политическая энциклопедия, 2012

ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Подзаголовок книги вполне объясняет читателю авторский замысел. А вот заголовок требует некоторых комментариев. Это реплика Сталина в адрес немецкого инженера Фрица Элендера, работавшего на Московском заводе пластмасс и обвиненного в выпуске «фашистских пуговиц» — на их лицевой стороне просматривалось нечто похожее на свастику1. Конечно, до личной встречи руководителя Советского Союза и одного из рядовых героев нашего исследования дела не дошло, Сталин оставил свою ремарку на полях сообщения НКВД о разоблачении очередной провокации коварного врага.
В личном архиве вождя сохранилось немало подобных резолюций, многие из которых по своему эмоциональному заряду превосходят приведенную выше. Обычные на первый взгляд вспышки гнева создавали соответстующий настрой у окружения Сталина, транслировались его приближенными, трансформировались в чеканные строки партийных постановлений или военных приказов.
Конечно, было бы наивно проводить прямую линию между брошенным вскользь замечанием вождя и начатой год спустя немецкой операцией органов НКВД, которая стала составной частью эпохи большого террора. Однако несомненно, что резолюция отражает маниакальную ненависть руководства страны ко всему тому, что исходило из «враждебного окружения» и пустило корни «в нашем советском огороде», как писала центральная пресса. Запад вообще и фашистская Германия в особенности оказывались на ее страницах олицетворением нечистых сил темного прошлого, которые вредят, пакостят и гадят, одним словом, мешают Советскому Союзу достичь столь близкого светлого будущего.
В таком почти религиозном сценарии нашлось место и для эмигрантов из стран межвоенной Европы, которые стремились найти в нашей стране свою новую родину. Каждый из них был должен прой
1 Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936. М., 2003. С. 637.
5

ти сквозь чистилище партийных и государственных структур, чтобы доказать свою верность делу социализма. Многим из них пришлось доказывать иное — то, что они не являются агентами иностранных разведок, скрытыми троцкистами, подлыми вредителями и прочей «нечистью». О выходцах из Германии, немцах и не только, проживавших в столичном регионе и ставших жертвами политических репрессий предвоенного периода и первых месяцев войны, пойдет речь на страницах этой книги.
Внимание автора ограничено столичным регионом — Москвой и Московской областью в границах сентября 1937 г. Это объясняется наличием достаточной, и в то же время обозримой источниковой базы для индивидуального исследования. В Государственном архиве Российской федерации (ГАРФ) хранится около ста тысяч прекращенных архивно-следственных дел (АСД) по политическим преступлениям, которые велись Московским областным управлением ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ на протяжении всей его истории2. В ходе предварительного поиска в этом фонде было выявлено свыше тысячи дел, которые можно условно определить как «немецкие». Почти все они относятся ко второй половине 30-х — началу 40-х гг. О критериях отбора и специфике этих дел будет подробно рассказано в основной части книги.
Региональные аспекты политических репрессий в эпоху сталинизма вызывают растущий интерес у исследователей как в России, так и на постсоветском пространстве3. На основе сопоставления архивных материалов отдельных республик, краев и областей подготовлены обобщающие работы о «массовых операциях» НКВД в 1937-1938 гг.4 Уже с середины 90-х гг. историки уделяют особое внимание «национальным контингентам» среди жертв сталинского террора5.
Несмотря на то что Москва и Подмосковье играли ключевую роль в советской истории межвоенного периода, исследование практики государственного террора на этой территории, выявление и публика
2 ГАРФ. Фонд 10035 — Московское областное управление КГБ СССР.
3 Только в серии «История сталинизма», выходящей в издательстве РОССПЭН, вышло более десяти монографий, посвященных данной теме; в октябре 2009 г. в Смоленске под эгидой издательства прошла международная научная конференция «Репрессированная российская провинция».
4 Юнге М., Биннер Р. Как террор стал большим. Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003; Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00 447. М., 2009; «Включен в операцию»: массовый террор в Прикамье в 1937-1938 гг. М., 2009.
5 Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997; Наказанный народ. Репрессии против российских немцев. М., 1999.
6

ция имен его жертв отстают от других регионов России. Достаточно полными и исчерпывающими можно считать только данные по расстрелянным, но это менее трети от общего числа всех репрессированных. До сих пор нет ни электронной базы данных, ни книги памяти, включающей в себя имена и биографии всех жертв политических репрессий Московского региона, в том числе и тех, кто был приговорен к заключению в лагерь, умер или был освобожден на этапе следствия. Очевидно, что такая работа может быть проведена только в результате объединения усилий государственных учреждений Москвы и заинтересованной общественности. Утвердившаяся на сегодняшний день практика освоения этого фонда по частям, пусть понемногу, но приближает нас к достижению конечной цели, лучше всего высказанной в строке поэта: «Хотелось бы всех поименно назвать...».
Поиск и публикация биографических данных немецких жертв большого террора стали лишь частью исследовательского проекта, поддержанного Германским историческим институтом в Москве. Изученные архивные материалы позволяют в значительной степени дополнить наши представления о составе и динамике эмиграции из Германии в Советскую Россию, о политическом курсе германской компартии и Коминтерна, о специфике репрессий в отношении различных категорий немцев как «национального контингента».
Окончательные ответы на подобные вопросы могут быть получены только при сопоставлении информации, содержащейся в архивно-следственных делах с материалами государственных ведомств и политических организаций, решения которых определяли повседневную жизнь выходцев из Германии в сталинской России. Речь идет прежде всего о нормативных актах НКВД и оперативной практике органов внутренних дел на местах, документах германского посольства в Москве, личных делах немецких коммунистов, которые вел отдел кадров Исполкома Коминтерна (ИККИ). Как правило, эти архивные материалы продолжают оставаться недоступными для исследователей либо их научное освоение требует серьезной кооперации с коллегами из ФРГ.
Автор принимает на себя ответственность за публикацию промежуточных итогов исследования и рассматривает данный шаг как приглашение к дальнейшему научному диалогу с коллегами, которые давно и плодотворно разрабатывают иные аспекты данной темы. Подзаголовок книги мог бы звучать как «рабочие материалы», подразумевая, что знакомство с ними должно стать стимулом для критической проверки, содержательного дополнения и доведения до конца того, что было задумано в рамках настоящего проекта.
7

Его реализация была бы невозможной без помощи и содействия руководителей и сотрудников ГАРФ — С. В. Мироненко, Л. А. Роговой, Д. Ч. Нодия, Российского архива социально-политической истории — А. К. Сорокина, В. Н. Шепелева, С. М. Розенталь, Ю. Т. Туточ-кина. Я благодарен всем коллегам-историкам из России, Австрии и Германии, в дискуссиях с которыми формировалась концепция исследования, обсуждался его ход и подводились промежуточные итоги. В отборе данных из опубликованных источников и оформлении статистических приложений принимали активное участие мои студенты — Александра Терентьева и Людмила Лягушкина.
Особые слова признательности — директору-основателю Германского исторического института в Москве Бернду Бонвечу. Его вдохновляющая уверенность в том, что надо идти вперед и браться даже за такие темы, которые связаны с известным риском и не обещают стопроцентного результата, стала «повивальной бабкой» и путеводной звездой настоящего исследования. И, конечно, низкий поклон моим родителям, Лидии Ивановне и Юрию Геннадьевичу Ватлиным. Их постоянная и заинтересованная поддержка моих научных изысканий и сделала в конечном счете возможным появление этой книги.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧИСТИЛИЩЕ
Глава 1
ОТПРАВНЫЕ ТОЧКИ ИССЛЕДОВАНИЯ
1. Современное понимание сталинского террора
В отличие от своих соседей в леворадикальном политическом лагере России большевики отвергали индивидуальный террор. Придя к власти, РКП(б) на практике реализовала свою установку на насилие как мотор революционных преобразований, а также продемонстрировала прагматически-пренебрежительное отношение к нормам права и ценностям гражданского общества. Ленин в «Детской болезни левизны в коммунизме» искал опору в эпохе якобинской диктатуры, террор которой позволил выстоять Французской революции. Следовательно, и мы не можем быть против «террора со стороны победившей революционной партии, осаждаемой буржуазией всего мира»6.
Показательно, что эта цитата попала в подборку материалов, которую прихватил с собой один из героев нашего исследования — немецкий адвокат Феликс Галле, когда отправлялся в Швейцарию защищать видного функционера КПГ Гейнца Неймана от выдачи властям Третьего рейха. Галле смог доказать неправовой характер гитлеровской диктатуры, где «судебный приговор был заменен приказом вождя в его качестве верховного вершителя правосудия»7. Однако эти слова в равной степени могут быть применены и к сталинской России. Политические репрессии, достигшие своего апогея в 1937 г., олицетворяли собой «как грубейшие деформации самого законодательства по сравнению с нормами цивилизованного общества, так и
6 Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 41. С. 16.
7 Галле Ф. Борьба за право убежища для политических эмигрантов. Международно-правовое заключение по делу о выдаче Гейнца Неймана. М, 1936. С. 54.
9

преступные нарушения той элементарной законности, которая еще сохранялась в некоторых юридических документах»8.
Сталин выступил одновременно и как продолжатель традиции «кризисного прагматизма», заложенной Лениным, и как творец режима, который современные исследователи справедливо называют «избыточно репрессивным». Превентивный террор превратился в наиболее устойчивый элемент сохранения этого режима9. В то же время его юристы «так и не сформировали собственного понимания права, которое позволило бы оправдать уничтожение миллионов людей»10. Поэтому характерной чертой сталинских репрессий была их скрытность, которая до сих пор приводит некоторых историков к мысли о том, что они оставались незамеченными для основной массы населения11.
Немалый отпечаток на их ход накладывала и безмерная подозрительность Сталина, доходящая до масштабов маниакальности. Он не делал принципиальных различий между периодом Веймарской республики и гитлеровской диктатуры, утверждая вопреки очевидным фактам, что тесные экономические отношения между двумя государствами рубежа 20-30-х гг. оказались на руку только фашистам. В беседе с Ежовым 21 мая 1937 г. вождь подчеркивал: «Необходимо полностью учесть урок сотрудничества с немцами. Рапалло, тесные взаимоотношения — создали иллюзию дружбы. Немцы же, оставаясь нашими врагами, лезли к нам и насадили свою (разведывательную. — А. В.) сеть»12.
«НКВД предстает перед нами как гигантская машина консервации, замораживания социальных противоречий, раздирающих страну, противоречий, которые сталинская система не в состоянии была положительно разрешить или разумно примирить (будь то всплески национализма, борьба социальных групп или амбиции творческой личности)»13. Одним из таких противоречий был конфликт между
8 Кудрявцев В., Трусов А. Политическая юстиция в СССР. М, 2000. С. 8.
9 Хлевнюк О. В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М., 2010. С. 448,461,463.
10 Erren L. "Selbstkritik" und Schuldbekenntnis. Kommunikation und Herrschaft unter Stalin (1917-1953). Muenchen. 2008. C. 370. См. по этой проблеме также: Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М, 2008.
11 См. Кип Д., Литвин А. Эпоха Иосифа Сталина в России. Современная историография. М., 2009. С. 140.
12 Петров Н. В., Янсен М. «Сталинский питомец» — Николай Ежов. М., 2009. С. 292.
13 Колязин В. Ф. Деятели искусства — жертвы сталинского режима // Россия и Германия в XX веке. Т 2. М., 2010. С. 257-258.
10

пропагандистским образом СССР как «авангарда прогрессивного человечества» и реалиями советской жизни, которые все больше напоминали эпоху самодержавия. Этот конфликт разрешался как на путях максимальной герметизации страны, изоляции населения от внешних воздействий, так и его форсированной унификации. Наряду с «бывшими людьми» всех мастей и категорий особой социальной группой, против которой была направлена прополка большого террора, являлись представители «инонациональностей», в том числе и немцы.
Исходной точкой идеологического обоснования массовых репрессий выступали показательные процессы, в ходе которых Сталин расправлялся со своими бывшими соратниками. Вымышленные сценарии взаимодействия последних с «разведками фашистских государств» для достижения политического реванша неизбежно должны были опуститься и на «низовой уровень». Такие установки содержались в инициированных сверху статьях, призывавших советских людей к бдительности, к разоблачению умело маскирующихся резидентов иностранных разведок. «Если существует капиталистическое окружение, то неизбежно должны существовать и шпионы, диверсанты, вредители и террористы, которые всякими путями пробираются в наш тыл и насаждаются здесь нашими врагами»14.
Кампания в прессе фактически готовила общественное мнение страны к тому, что в условиях предвоенного времени органы госбезопасности будут вести огонь по площадям, ибо установить индивидуальную вину каждого из врагов чрезвычайно трудно. «Надо прямо сказать, что маскироваться всегда легче, чем срывать маску», — утверждал Вышинский. Это выглядело как индульгенция правовому произволу в соответствии с часто звучавшей тогда поговоркой «лес рубят — щепки летят». Советская пропаганда развивала сталинский тезис о том, что укоренившиеся в стране шпионские сети иностранных держав являются важнейшим фактором, приближающим военную развязку: «Сильная разведка врага плюс наша немощь — провокация войны»15.
Критерием, при помощи которого следовало разоблачить врага, выступала не столько его национальная идентификация, сколько сам факт принадлежности к чуждому, «несоветскому» миру, даже про
14
Вышинский А. Я. О некоторых методах диверсионно-шпионской работы иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры // Комсомольская правда. 28 июля 1937 г.
15 Петров Н. В., Янсен М, Указ. соч. С. 292.
11

стого соприкосновения с ним16. «В представлении большевиков враги принимают формы социальных и этнических групп. Но подобные коллективы представляли реальную опасность для советского строя лишь в тех случаях, когда их существование как бы «"инфицировало" гомогенную социальную среду», — отмечает немецкий историк Йорг Баберовски17. Виктор Деннингхаус уточняет, что при выдвижении на первый план в ходе массовых репрессий контакта с заграницей советские власти «полностью игнорировали такой ключевой элемент большевистской идеологии, как классовый подход»18.
В 1937 г. немцы Поволжья в местах своего компактного проживания не воспринимались как «инонациональность», но, оказавшись в других регионах, уже подходили под критерий «чужого», «врага»19. Для иммигрантов решающим оказывалось место рождения, гражданство (неважно, бывшее или настоящее), сам факт пребывания за рубежом. Поэтому немецкую операцию НКВД не следует понимать как этническую чистку, в германские шпионы записывали представителей всех национальностей.
Непревзойденным исследованием по данной теме остается статья А. Рогинского и Н. Охотина20. В ней проанализированы ключевые приказы и инструкции руководства ВКП(б) и карательных органов, приведены статистические данные о ходе операции, ежедневно
16 В руководящих статьях прессы первой половины 1937 г., появление которых было инициировано самим Сталиным, обильно приводились примеры советских специалистов, отправленных в заграничную командировку и попавших на удочку иностранных разведок. См. например: Уранов С. О некоторых коварных приемах вербовочной работы иностранных разведок // Правда. 4 мая 1937 г. (Под этим псевдонимом скрывался начальник Разведуправления РККА С. П. Урицкий. См. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937-1938. М., 2004. С. 135).
17 Баберовски Й. Красный террор: история сталинизма. С. 185. Автор все же не отказывается от выделения национальной составляющей государственного террора: «Большевики грезили об этнически гомогенном ландшафте, в котором больше бы не было места для нелояльных групп населения» (Там же. С. 187).
18 Denninghaus V. Minderheiten in Bedraengnis. Sowietische Politik gegenueber Deutschen, Polen und anderen Diaspora-Nationalitaeten 1917-1938. Muenchen, 2009. S. 574.
19 В достаточно обширной литературе о российских немцах практически не затрагивается проблема большого террора — для этой этнической группы пик репрессий пришелся не на 1937 г., а на 1941 г. См. Fleischhauer I. Das Dritte Reich und die Deutschen in der Sowjetunion. Stuttgart. 1983; Pinkus В., Fleischhauer I. Die Deutschen in der Sowjetunion. Baden-Baden. 1987. Не выделяется период 1937-1938 гг. и в документальном сборнике, выпущенном сообществом российских немцев: Немцы Союза СССР. Драма великих потрясений. 1922-1939. Архивные документы и комментарии. М, 2009.
20 Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг. // Наказанный народ. С. 35-74.
12

стекавшиеся на Лубянку. В то же время авторы подчеркивают, что подобный подход должен быть дополнен региональными исследованиями, проводимыми на базе местных архивов21. Действительно, сухие цифры и директивные документы мало что говорят о буднях «чекистской работы», здесь не обойтись без взгляда снизу, подразумевающего изучение судеб конкретных жертв, попавших в уникальный конвейер смерти.
Тем не менее модный в последнее время «микроисторический» подход не должен выступать в роли волшебной палочки-выручалочки. Фрагментарность источниковой базы порой приводит к неоправданным обобщениям, отдельные случаи возводятся в ранг системы. В качестве свежего примера можно привести абсурдное утверждение английского историка и публициста Д. Рейфилда о том, что «единственным относительно счастливым народом во время террора оказались немцы» — якобы потому, что Сталин боялся ответных репрессий Гитлера против коммунистов и поэтому заменял немцам расстрельный приговор на заключение в лагерь22.
Проведенное исследование не начинает разработку темы «с чистого листа», а встраивается в уже имеющуюся историографию. Прежде всего следует упомянуть работы, посвященные социальной истории немецкой политэмиграции в сталинской России. В новаторской для своего времени книге Каролы Тышлер, опирающейся на материалы бывшего архива Коминтерна, показано, что руководство КПГ всячески тормозило выезд членов партии в СССР после прихода к власти Гитлера. Такой подход был проекцией официальной линии советского руководства — «мы не хотим и не допустим массовой иммиграции» из Германии, указывал заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский в феврале 1934 г.23
Статистические данные о прибывавших из Германии специалистах и политэмигрантах содержатся в исследовании О. Деля,24 их повседневная жизнь описана в работе С. В. Журавлева, посвященной иностранцам, работавшим на столичном Электрозаводе25. Судьбы
21 Там же. С. 54.
22 Рейфилд Д. Сталин и его подручные. М., 2008. С. 335-336. В своей аргументации автор опирается на конкретный случай, когда НКВД с такой мотивировкой рекомендовал Сталину не выносить смертного приговора немецкому подданному.
23 Tischler С. Flucht in die Verfolgung. Deutsche Emigranten im sowjetischen Exil 1933 bis 1945. Muenster. 1996. S. 33.
24 Дель О. От иллюзий к трагедии. Немецкие политэмигранты в СССР в 30-е годы. М., 1997.
25 Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М, 2000.
13

функционеров КПГ, писателей, деятелей науки и искусства, репрессированных в 1937 г., представлены в книгах Рейнхарда Мюллера26. Культ «обретенной родины», который были вынуждены исповедовать эмигранты из Германии, оказавшиеся в СССР, детально разбирается в исследовании Анны Хартманн27. В духе «микроистории» выдержаны работы, посвященные отдельным группам немцев, ставших жертвами сталинского террора: горнякам, архитекторам, женам рабочих28.
Опираясь на материалы архива германского внешнеполитического ведомства, Ганс Шафранек и Вильгельм Мензинг анализируют механизм высылки из СССР подданных этой страны, тот прием, который им оказывали в Третьем рейхе и который нередко завершался заключением в концлагерь29. Важную роль для сопоставления с ситуацией в Москве и Московской области играют региональные исследования политических репрессий против российских немцев, охватывающие и период большого террора30. Невозможно перечислить статьи и книги, посвященные судьбам отдельных выходцев из Германии, которые стали жертвами немецкой операции НКВД.
2. Следственные дела как исторический источник
Приступая к работе, исследователь должен быть уверен в том, что «допрашиваемый» источник способен приблизить его к пониманию реалий прошлого. А как же быть с архивно-следственными делами (АСД), которые, по сути, выворачивали наизнанку подлинную биографию жертвы политических репрессий, заменяя ее фантасмагори
26 Mueller R. Menschenfalle Moskau. Exil und stalinistische Verfolgung. Hamburg. 2001; Mueller R. Herbert Wehner - Moskau 1937. Hamburg, 2004.
27 Хартманн А. Советский Союз: мечта или кошмар. Немецкие авторы о своей жизни в советской эмиграции // Россия и Германия в XX веке. Т. 2. М., 2010. С. 293-340.
28 Mensing W. Von der Ruhr in den GULag. Opfer des Stalinschen Massenterrors aus dem Ruhrgebiet. Essen, 2001; Stark M., Die Gezeichneten. Gulag-Häftlinge nach der Entlassung. Berlin, 2010; Plener U. Leben mit Hoffnung in Pein. Frauenschicksale unter Stalin. Frankfurt am Oder, 1997.
29 Schafranek H. Zwischen NKWD und Gestapo. Die Auslieferung deutscher und oesterreichischer Antifaschisten aus der Sowjetunion an Nazideutschland 1937-1941. Frankfurt am Main, 1990; Mensing W. Eine „Morgengabe" Stalins an den Paktfreund Hitler? Die Auslieferung deutscher Emigranten an das NS-Regime nach Abschluß des Hitler/ Stalin-Pakts — eine zwischen den Diktatoren arrangierte Preisgabe von „Antifaschisten"? // Zeitschrift des Forschungsverbundes SED-Staat. 2006. Nr. 20. S. 57-84.
30 Белковец Л. П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-х-1930-е гг.). М., 1995; Ченцов В. В. Трагические судьбы. Политические репрессии против немецкого населения Украины в 1920-1930-е гг. М., 1998.
14

ей шпионских гнезд и контрреволюционных заговоров? Есть ли вообще смысл читать каждое из этих дел «от корки до корки», изучать каждый протокол в отдельности, отдавая себе отчет в том, что перед нами — микрочастица масштабной фальсификации? Или достаточно извлечь из них «упрямые факты», т. е. биографические и статистические данные, чтобы на этой основе построить «типологию большого террора»?
Ряд исследователей предпочитают идти именно по такому пути, утверждая, что «нет смысла вникать во все сфабрикованные НКВД дела в отношении немцев,... важнее проследить типичные судьбы репрессированных немцев»31. Автор солидарен с иной позицией С. В. Журавлева, который в своем источниковедческом очерке подчеркивает, что «сохранившийся многотысячный комплекс следственных дел представляет исключительное значение для исследователей советской эпохи, и далеко не только в плане изучения собственно истории политических репрессий»32. Однако для того, чтобы из этого источника вычленить правду, а не ложь, при работе с ним следует пользоваться особыми приемами, прежде всего «методикой двойной перепроверки данных»33.
Здесь не может быть готовых рецептов и однозначных ответов. Очевидно, что использование того или иного, генерализирующего или индивидуализирующего подхода к источнику зависит от поставленных исследователем задач. Структура предлагаемой читателю работы соответствует ключевым проблемам, с которыми приходится иметь дело историкам, занимающимся эмиграцией в СССР и технологией «большого террора». В первой части речь пойдет о «предыстории» репрессий — и в отношении немецких эмигрантов как социальной группы, и применительно к отдельным людям. Во второй части внимание сосредоточено на динамике и механизме немецкой операции, методах следствия и градации приговоров, на социально-психологических последствиях террора. Заключительная часть книги содержит несколько очерков, посвященных немецким жертвам репрессий, биографии которых по тем или иным причинам показались автору выдающимися или, наоборот, типичными. В приложении приводятся краткие данные на лиц, следственные материалы которых легли в основу настоящего исследования, выделены родственные группы, представлены результаты статистической обработки этих материалов по «немецким делам».
31 Ченцов В. В. Указ. соч. С. 115.
32 Журавлев С. В. Современные методы и новые источники изучения истории России XX века. М., 2010. С. 126-127.
33 Там же. С. 164.
15

Каждый из историков, который обращается к данной теме, сталкивается с принципиальным вопросом — кого считать «немцем», где проводить границы источниковой базы исследования. Перед ним оказывается достаточно широкий спектр критериев: национальная самоидентификация, гражданство, длительность пребывания в Германии и т. д. Наиболее очевидны различия между «российскими немцами» и немецкими эмигрантами, эти группы жертв политических репрессий рассматриваются, как правило, раздельно.
Мы сосредоточим наше внимание на представителях второй группы, хотя и понятие «эмигранты», употребляемое российскими историками, и принятое в Германии понятие «имперские немцы» не могут в полной мере описать ее специфику. Дело в том, что эмигранты делились на германских подданных, лиц, лишенных подданства, и лиц, принявших советское гражданство. Это разделение представляется достаточно важным, ибо различия в правовом статусе определяли специфику следствия и характер приговора после ареста этих людей.
Этническая составляющая выходцев из Германии («немцы по крови») в процессе исследовательской работы потеряла характер доминирующего критерия. В самой Германии после Первой мировой войны проживало значительное количество иностранцев, в том числе и из бывшей Российской империи. Они активно участвовали в экономической, общественной и политической жизни страны, а при приезде в Советскую Россию чувствовали себя немцами независимо от национальности своих родителей. Более строгий подход предлагает Олег Дель, считая немецкими эмигрантами только лиц, «постоянно проживавших в Германии и имевших германское гражданство, приехавших по экономическим, политическим или иным мотивам на жительство в СССР и сохранивших здесь свое прежнее либо принявших советское гражданство»34.
По данным посольства Германии, в 1935 г. в СССР проживало 11 327 немецких подданных, из них около 4000 — в Москве35. В результате активной кампании по переводу иностранцев в советское гражданство их число заметно уменьшилось36, и на начало 1937 г. в СССР проживало только 4015 граждан Германии. Согласно статистическим сводкам центрального аппарата НКВД 608 из них было
34 Дель О. Указ. соч. С. 15.
35 Pinkus В., Fleischhauer I. Op. cit. S. 197.
36 По данным гестапо, к 1939 г. гражданами СССР стало около тысячи немцев, прибывших в страну, начиная с конца 20-х гг. Эта цифра представляется явно заниженной. - См. Mensing W. Die Vernehmungsprotokolle der "Russlandrueckkehrer" - eine unausgeschoepfte Fundgrube im Politischen Archiv des Auswaertigen Amtes //Jahrbuch zur Geschichte der Arbeiterbewegung. Berlin. 2003/III. S. 155.
16

арестовано с июля 1937 по декабрь 1938 г. Приводя эти данные, Н. Охотин и А. Рогинский считают их неполными и предполагают, что в период «массовых операций» было арестовано 660-700 граждан Германии37. Это почти полностью совпадает с данными посольства этой страны38. Из них за пределы СССР было выслано 622 человека, т. е. практически все арестованные39.
Политэмигранты, даже остававшиеся гражданами Германии, в эту статистику, как правило, не включались, так как прибывали в Советский Союз по подложным документам и не проходили регистрацию в посольстве. По данным Каролы Тышлер, к 1936 г. в СССР находилось 4,6 тыс. немецких политэмигрантов40. К сожалению, мы не можем сказать, какое количество из них стало советскими гражданами к началу большого террора.
Использованное в тексте понятие «политэмигранты» шире, чем только круг лиц, находившихся на попечении советского отделения Международной организации помощи революционерам (МОПР) — статус политэмигранта получал далеко не каждый из тех, кто его заслуживал. Этот статус подразумевал прежде всего социальную помощь — пенсию или пособие, проживание за счет МОПРа. В нашем понимании к ним относились все те, кто прибыл, спасаясь от полицейских репрессий в Германии за свою партийную и политическую деятельность, получив на это разрешение КПГ или соответствующей организации МОПР за границей.
При трудоустройстве и принятии советского гражданства иностранных коммунистов и революционеров лишали опеки МОПРа, их переводили в ряды ВКП(б). Политэмигранты же оставались иностранными гражданами и членами соответствующих компартий. Согласно данным представительства Компартии Германии (КПГ) при ИККИ, к весне 1938 г. были арестованы 70 % членов этой партии, проживавших в СССР. К октябрю того же года на свободе осталось 363 члена КПГ, 328 их них проживало в Москве41.
Охотин Н. Рогинский А. Указ. соч. С. 49.
38 Посольство называло общую цифру в 730 человек (Pinkus В., Fleischhauer I. Op. cit. S. 197), по данным Охотина и Рогинского аналогичная цифра, включающая в себя арестованных в первой половине 1937 г., составляла 750-820 человек (Охотин Н. Рогинский А. Указ. соч. С. 49).
39 Schafranek Н. Op. cit. S. 20. Это составляло около трети всех иностранцев, приговоренных Особым совещанием НКВД к высылке за границу.
40 Tischler С. Op. cit. S. 26,97.
41 Мюллер Р. Донос и террор: Герберт Венер в московской эмиграции // Сталин и немцы. М, 2009. С. 74.
17

Иного пути для формирования достоверной базы данных на репрессированных немцев, кроме сплошного просмотра их следственных дел, на сегодняшний день нет. Таблица, публикуемая в приложении, — результат авторских усилий, открытый для критики, исправлений и дополнений. Трудности с научным освоением данных архивных фондов связаны прежде всего с отсутствием прочной нормативно-правовой базы, регулирующей доступ к ним историков. С одной стороны, законы о реабилитации, принятые в начале 90-х гг., требуют предания гласности имен как жертв политических репрессий, так и их палачей. С другой стороны, расширительное толкование понятия «тайна личной жизни» позволяет архивистам закрывать любые материалы исходя из житейского принципа «лучше перестраховаться». Семидесятипятилетний юбилей большого террора не за горами, но можно не сомневаться, что и после этой даты, когда потеряет свое значение «тайна личной жизни», у руководителей региональных архивов найдутся новые препоны и отговорки.
Ситуацию в ГАРФ, куда с начала 90-х гг. передаются АСД реабилитированных жертв политических репрессий, которые вело Управление ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ по Москве и Московской области, можно назвать счастливым исключением. На сегодняшний в день в двух описях фонда 10 035 находится 98 995 архивных единиц, в которых содержатся материалы следствия на 121 700 человек. Дела сброшюрованы, но не имеют сплошной нумерации, как правило, на каждом листе от руки проставлено несколько цифр, которые появлялись в процессе комплектования дела42. Руководство архива понимает значение данного комплекса документов для формирования сознательного и ответственного отношения российского общества к самым трагическим страницам нашей новейшей истории, и вместе с инициативными группами, представляющими «Мемориал», региональные общества жертв политических репрессий, Русскую православную церковь, печатные СМИ, проводит большую научную и публикаторскую деятельность.
Первым из законченных проектов следует назвать мартиролог расстрелянных на Бутовском полигоне к югу от Москвы, где погребено (по неполным данным) 20 761 человек, казненных с 7 августа 1937
42 Чтобы избежать путаницы при цитировании, ссылка дается только на архивную единицу хранения без указания страницы. Там, где из текста ясно, о каком человеке из числа репрессированных немцев идет речь, ссылка на номер его АСД не дается, ибо эти данные указаны в таблице, помещенной в приложении.
18

по 19 октября 1938 г.43 Подавляющее число АСД на лиц, осужденных к расстрелу за политические преступления и ныне реабилитированных, хранится именно в ГАРФ44. Приведенные в «бутовских сборниках» биографические данные расстрелянных, сверенные с материалами архивов, являются отправной точкой для дальнейших поисков и исследований. Так, на их основе в Германии был подготовлен сборник, куда вошли имена немцев, казненных в СССР по надуманным обвинениям в 1937-1938 гг.45
Следует упомянуть огромную работу, которую ведут представители Русской православной церкви по поиску лиц, пострадавших за веру, — как священнослужителей, так и мирян. Полный просмотр фонда АСД в ГАРФ выявил около 5 тыс. человек, которых на служебном жаргоне НКВД называли «церковниками». В настоящее время проводится их канонизация, опубликовано более 500 житий мучеников и исповедников, арестованных на территории Московской епархии46. Высокое качество исполнения отличает книгу памяти репрессированных жителей Мытищинского района Московской области, аналогичный поиск ведется краеведами других районов и подмосковных городов47. Автором было проведено исследование, посвященное «большому террору» в Кунцевском районе, в приложении к опубликованной книге содержится более 700 имен и данных о приговорах в отношении людей, следствие по которым велось местным райотделом НКВД48.
43 Бутовский полигон. Книга памяти жертв политических репрессий. Выпуски 1-8. М., 1997-2004. В завершающем выпуске содержится список с указанием места хранения АСД каждого расстрелянного, однако не приводится его архивный номер, что затрудняет родственникам поиск и ознакомление с материалами следствия.
44 Дела на 5658 человек, осужденных «тройкой» по уголовным статьям, расстрелянных в Бутово и нереабилитированных, хранятся в архиве МВД. Об этой категории см. подробнее: Бутовский полигон. Выпуск 8. М., 2004. С. 138-141.
45 Verurteilt zur Hoechststrafe: Tod durch Erschiessen. Todesopfer aus Deutschland im Grossen Terror in der Sowjetunion 1937/1938. Hrsg. von Ulla Plener, Natalia Mussienko. Berlin, 2007. В качестве критерия отбора имен в данном сборнике берется место рождения, а потому в него включены немцы, приехавшие в Россию до 1914 г., например Карл Гинц.
46 Жития новомучеников и проповедников Российских XX века Московской епархии. 8 томов. Тверь, 2003-2005.
47 Книга памяти жертв политических репрессий. Мытищинский муниципальный район Московской области. М., 2009.
48 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М., 2004. С. 216-247.
19

Списки репрессированных жителей Московской области — около 30 тыс. имен — опубликованы в книге памяти, изданной под патронажем областной администрации. К сожалению, издатели не обращались к архивным материалам, поэтому в данном издании содержится немало фактических ошибок, отсутствует содержательное введение и научно-справочный аппарат49. Одной из первых инициатив по преданию гласности имен жертв политических репрессий столичного региона стала публикация соответствующих списков газетой «Московская правда»50. Вот уже около десятилетия историки, архивисты и правозащитники ставят вопрос о полном научном освоении фонда 10 035. Однако его колоссальный объем не позволяет приступить к этой работе только силами общественности, без государственного финансирования. А значит, не приходится рассчитывать на завершение этой работы в обозримом будущем.
3. Формирование базы данных
Справочный аппарат фонда прекращенных архивно-следственных дел был передан в ГАРФ из ФСБ РФ и представляет собой картотеку, в которой содержатся лишь данные о дате и месте рождения того или иного человека. Лишь изредка на карточке отмечена дата ареста и приговора, содержание последнего. Именно место рождения и стало отправной точкой для формирования источниковой базы проекта — очевидно, что тот, кто родился в границах Германской империи, должен быть так или иначе связанным с этой страной. Первоначальная выборка включала в себя более тысячи имен репрессированных, имя и место рождения которых звучали на немецкий лад. Очевидно, что для ее очистки был необходим сплошной просмотр АСД, что и стало содержанием первой фазы проекта. Итогом этой фазы стала база данных на 720 человек, которых мы в дальнейшем с известной долей условности будем называть немцами. Даты и места их рождения, данные об аресте и приговоре приведены в таблице, открывающей приложение.
Книга памяти жертв политических репрессий жителей Московской области. М., 2002.
50 Со списками, в которых содержится более 25 тыс. имен, можно познакомиться в Интернете (http://www.mospravda.ru/returnedl Биографическая информация по каждому человеку ограничивается местом рождения и работы, а также адресом проживания на момент ареста.
20

Первый из немцев, токарь московского Электрозавода Иосиф Егер, был арестован по политическим обвинениям в августе 1934 года; последняя, сторож Наркомрыбпрома Эльза Слуцкая — в марте сорок четвертого. Всего за рамками обозначенных в названии книги хронологических рамок (1936-1941) оказалось 8 случаев политических репрессий, документированных в АСД, они принимались в расчет при статистической обработке данных. Следует отметить, что из упомянутых 720 человек только на 338 имеются краткие биографические справки в мартирологах и научных публикациях, более половины удалось «поименно назвать» только в рамках настоящего исследования.
В ходе очистки первоначальной выборки из нее были исключены лица, родившиеся и проживавшие в Швейцарии, Австро-Венгрии (после 1918 г. — в Австрии), на территориях компактного проживания немцев в Восточной Европе (Польша, Прибалтика, Бессарабия, Северное Причерноморье, Поволжье). Основным критерием для попадания в базу данных стало постоянное местожительство в Германии и прибытие из нее (в том числе и через третьи страны) в Советскую Россию после окончания Первой мировой войны. Отметим еще раз, что при такой трактовке этническая принадлежность репрессированных теряет свое определяющее значение, однако в практике немецкой операции НКВД она его и не имела51. Главным являлся сам факт «сопричастности» к жизни в Германии, толковавшийся в ходе следствия максимально широко.
Так, если человек, не родившийся в Германии, прожил там значительную часть своей жизни, он оставался в базе данных52. Напротив, если эта страна являлась лишь «пересадочным узлом» в его биографии (это могла быть учеба в университете, бегство от преследования за революционную работу в России, переезды вместе с семьей в поисках заработка), такие люди исключались из выборки. Национальность человека (еврей, русский, поляк) и его подданство (швейцарец, австриец) как в первом, так и во втором случае не принималась во внимание. Данное обстоятельство имеет свое оправдание в условиях «великого переселения народов» в эпоху мировых войн — к примеру,
Так, практически все выходцы из Австрии, репрессированные в эпоху большого террора, были квалифицированы как «германские шпионы» из-за их принадлежности к немецкому культурному сообществу (Маклоклин Б. Бутово: австрийские жертвы сталинского террора // Бутовский полигон. Выпуск 5. М, 2001. С. 5).
52 Например, родившийся в Галиции архитектор Лео Вассерман, являвшийся активным членом германской компартии.
21

среди членов КПГ, прибывших в СССР в межвоенные годы, около 10 % не являлись этническими немцами53.
В ходе работы пришлось столкнуться с еще одной достаточно обширной категорией лиц, имевших «немецкую» привязку. Речь идет о германских и австрийских военнопленных, оказавшихся в России в годы Первой мировой войны, а также о немецких женах российских военнопленных, прибывших в Россию со своими мужьями после 1918 г. Хотя по формальным признакам эти люди вполне попадали в рамки проекта, просмотр их АСД показал, что к 1937 г. они прожили большую часть своей жизни на новой родине и почти полностью ассимилировались. Их самоидентификация как «немца» или «немки» являлась скорее щемящим воспоминанием о молодости, нежели фактором, оказывавшим реальное влияние на их повседневную жизнь.
Несмотря на то что эти люди стали жертвами репрессий именно как представители немецкой национальности (мужчины — в 1937-1938 гг., женщины — в 1941 г.), они были исключены из базы данных. Такая же участь постигла российских немцев, даже если они по тем или иным причинам оставались подданными Германии вплоть до момента ареста. Наконец, из выборки были исключены этнические немцы, проживавшие до 1914 г. в «русской Польше» и Прибалтике и эвакуированные в глубь страны в годы Первой мировой войны54. Напротив, русские военнопленные и гражданские лица, прожившие в Германии весь период Веймарской республики и уехавшие оттуда зачастую лишь под давлением гитлеровских властей, остаются в базе данных. Как правило, даже не имея германского подданства, эти люди принимали активное участие в политической жизни страны, являлись членами КПГ и СДПГ, работали в советских загранучреж-дениях в Берлине, Гамбурге, Штеттине, Кенигсберге.
Около двух десятков немецких АСД, хранящихся в ГАРФ, относятся к периоду деятельности ВЧК в начале 20-х гг. Как правило, по подозрению в шпионаже арестовывались немецкие военнопленные, которые возвращались домой55. Следствие по этим делам велось формально, решение ограничивалось административными взысканиями или высылкой, т. е. тем, чего немцы, собственно говоря, и добивались.
53 Дель О. Указ. соч. С. 19.
54 Данные на этих лиц сохранены и могут лечь в основу отдельных исследовательских проектов, а также быть использованы при составлении книги памяти жертв политических репрессий Москвы и Московской области.
55 См. дела Московской ВЧК 1920-1921 года: ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-38435, П-38503, П-38570, П-38602, П-38616, П-38641, П-38659.
22

Отличительной чертой данной категории дел, также исключенных из источниковой базы проекта, являлось обилие фальшивых документов, которые «выправляли» себе немцы, стремясь поскорее попасть на родину. Получается, что едва ли не каждый второй из арестованных отправлялся за рубеж, чтобы раздувать на Западе пожар мировой революции. Нельзя исключать того, что ряд мандатов был все же подлинным, и арест являлся следствием неразберихи в компетенциях советских ведомств и Коминтерна, характерной для первых послереволюционных лет.
Архивные материалы свидетельствуют и о движении в обратном направлении. В Москве на Виндавском вокзале в конце 1920 г. ВЧК арестовала группу молодых немцев, которые отправились в Россию в поисках лучшей доли. Проехав всю Польшу и нелегально перейдя польско-литовскую границу, они получили от советского полпреда в Литве Т. Л. Аксельрода въездные визы и беспрепятственно добрались до Москвы. Большинство перебежчиков отправили обратно в Германию, двух самых идейных передали в распоряжение Германского совета в Москве56.
Отказ от этнического фактора в качестве решающего диктуется, кроме того, нередкими фальсификациями национальности подследственных в ходе массовых репрессий. Особенно доставалось евреям, родившимся на территории бывшей Речи Посполитой, разделенной между Австрией, Пруссией и Россией. Их «записывали» немцами, а место их рождения переиначивали так, чтобы оно звучало по-немецки. Случались и более экзотические фальсификации, соучастниками которых становились сами подследственные. Так, Иоганн Концевитц родился в Краснодаре у украинки, его отчимом был немец, погибший в годы Гражданской войны. При получении паспорта он придумал себе немецкое имя, а местом рождения назвал Берлин. Желание выделиться среди сверстников дорого ему обошлось. Следователь сочинил протокол допроса, в котором содержалась придуманная история о семье военнопленного, которая оказалась в России. Услышав все это, Концевитц назвал сотрудника НКВД «сумасшедшим», за что был жестоко избит двумя его подручными. И получил пять лет лагерей как немецкий шпион57.
Методика исследовательской работы с АСД жертв политических репрессий находится в процессе становления, поэтому автору в ряде
56 Дело в отношении Бема Р. И., Бертрама П. Р., Краузе О. Э., Лешера К. Ф., Фогеля М. Г. и Фукса Г. Г. (Там же. П-38 667).
57 При пересмотре дела следственные органы проявили «гуманность» — в 1940 г. лагерный срок Концевитцу снизили до трех лет (ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 18852).
23

случаев приходилось самостоятельно разрабатывать инструментарий источниковедческого анализа58. Наряду с обязательными документами — справкой и ордером на арест, анкетой арестованного, копией приговора, материалами прокурорской проверки и документами о реабилитации — в изученных делах содержится немало «отклонений от нормы». К сожалению, применительно к эпохе «большого террора» приходится говорить о процессуальном минимализме, вызванном огромным темпом, который набрала репрессивная машина при сохранении своего кадрового состава. Речь идет не столько об отсутствии тех или иных процессуальных документов, сколько об их небрежном исполнении, явных несоответствиях в биографических данных, которые не подвергались дополнительной проверке. На фоне масштабных фальсификаций такие «мелочи» в 1937-1938 гг. просто не бросались в глаза, однако сегодня они в значительной степени осложняют унификацию и выстраивание базы данных.
В то же время практически в каждом АСД исследователя ждут сюрпризы, позволяющие дополнить тягостную картину новыми штрихами и красками. В некоторых делах сохранилась переписка с родными и знакомыми в Германии, бытовые фотографии, записные книжки и дневники. Хотя личные документы арестованного, не имевшие отношения к предъявленному обвинению, предписывалось уничтожать, в спешке это правило выполнялось не всегда. Значительный массив информации о ходе и методах следствия содержится в заявлениях обвиняемых и осужденных, которые также находили свое последнее пристанище в АСД. Наконец, в состав некоторых АСД входят такие приложения, как «тюремное дело», фиксировавшее вызовы на допрос и поведение обвиняемого в камере, а также «имущественное дело», в котором содержится опись личных вещей, конфискованных после приговора.
До лета 1937 г. основной массив следственных дел по немецким политэмигрантам и выходцам из Германии был результатом работы Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, он и ныне продолжает находиться в Центральном архиве ФСБ. Как правило, по этим делам проходили ключевые фигуры мифических шпионских сетей и контрреволюционных организаций, к которым после начала «массовых операций» следователи приписывали так называемую «низовку». В качестве примера можно привести дело Ганса
58 Ватлин А. Ю. Архивно-следственные дела УНКВД Московской области как источник по истории «массовых операций» 1937-1938 гг. — В книге: «Возвращенные имена». Сборник материалов для участников партнерской сети. Нижний Тагил, 2002. С. 190-220.
24

Бека, одного из «брандлеристов», т. е. представителей «правого уклона» в КПГ59, или Лео Фридляндера, который был одним из заметных фигур в группе еврейских врачей, лишившихся работы в нацистской Германии.
Дело на группу советских граждан, получивших высшее образование или работавших в Берлине, разворачивалось в 3-м отделе УНКВД МО весной-летом 1936 г. как вполне рядовое60. Однако один из обвиняемых — Моисей Лурье (Эмель), профессор исторического факультета МГУ, а до приезда в Москву функционер КПГ, заинтересовал высшие инстанции и был передан «наверх», чтобы стать одним из обвиняемых в рамках первого показательного процесса. О том, в какой спешке готовился последний, свидетельствует один факт — за три дня до его начала обвиняемые Моисей Лурье и Натан Лурье (член КПГ и профессор Ленинградского мединститута) продолжали числиться за Особым отделом Московского военного округа (MBO), относящимся к областному управлению НКВД61.
Хотя данные на репрессированных немцев, чьи дела не хранятся в ГАРФ, не включены в источниковую базу проекта, их отличали те же самые закономерности в фальсификации обвинений и вынесении неправедных приговоров. Излишне говорить о том, какой ущерб историческим исследованиям наносит ведомственная разобщенность архивного наследия советской эпохи, запутанные бюрократические процедуры, предшествующие работе с теми или иными фондами, находящимися в режиме «ограниченного доступа».
Серьезным подспорьем в работе по реконструкции судеб политэмигрантов стали материалы их личных дел, хранящихся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ)62. В них содержится уникальная биографическая информация, имеются документы о взаимодействии отдела кадров ИККИ, представительства КПГ и советских органов госбезопасности во второй половине 30-х гг. Во многих случаях арест того или иного немецкого эмигранта предваряли запросы из НКВД, не менее часто
59 Vatlin А. Hans Beck und Versuche der Wiedervereinigung der deutschen kommunistischen Bewegung im Rahmen der Volksfrontpolitik // «Dann fangen wir von vorne an». Fragen des kritischen Kommunismus. Hamburg, 2007. S. 62-68.
60 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-61 126.
61 «Постановление о продлении срока ведения следствия и содержания под стражей» касалось 10 обвиняемых, в том числе обоих Лурье и декана исторического факультета Г. С. Фридлянда, оно было составлено и утверждено 4 августа 1936 г.
62 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Личные дела членов КПГ.
25

инициативу поставки «компромата» брали на себя функционеры КПГ или ИККИ. Достаточно указать на такой документ, как список исключенных из рядов КПГ в связи с арестом, составленный московским представительством партии на пике большого террора63. В нем содержится более 900 фамилий, этот документ лег в основу книги памяти репрессированных немецких коммунистов, подготовленной в последний год существования ГДР64.
В Политическом архиве внешнеполитического ведомства ФРГ сохранилось около 4,5 тыс. допросов немецких эмигрантов, высланных из СССР65. Допросы проводили местные органы гестапо, офицеров полиции интересовал обширный круг вопросов, начиная с продукции оборонных заводов и кончая ролью евреев в общественной жизни Советского Союза. Обращение к этим материалам позволило бы в значительной степени дополнить имеющиеся в АСД биографические материалы, а также получить новую информацию о методах следствия, практиковавшихся в конце 30-х гг. в НКВД. Это могло бы стать темой отдельного сопоставительного проекта, который, используя название известной книги Маргариты Бубер-Нейман, реконструировал бы судьбы немцев, оказавшихся «между Гитлером и Сталиным».
Глава 2
ПОВОРОТЫ ИСТОРИИ И ЛИЧНЫЕ СУДЬБЫ 1. Веймарские коммунисты
Если говорить о «смежных темах», по которым исследование немецких АСД может дать максимальный прирост знаний, то это прежде всего история Германской компартии и антифашистской борьбы в последние годы Веймарской республики. Цифры говорят сами за себя: как минимум 436 из 720 человек, учтенных в базе данных, являлись членами КПГ, причем 158 из них вступило в партию в 1919-1921 гг. Динамике «эпохи катастроф», радикализации общественных настроений в революционные годы соответствовала и партийная
63 РГАСПИ. Ф. 495. Он. 175. Д. 100. Л.19-34. Первая дата «списочных» исключений в документе — 3 сентября 1936 г., последняя — 15 января 1938 г.
64 In den Faengen des NKWD. Deutsche Opfer des stalinistischen Terrors in der UdSSR. Berlin, 1991.
65 Несколько протоколов были любезно предоставлены автору немецким коллегой В. Мензингом. Об этом источнике см. подробнее: Tischler С. Op. cit. S. 120-125; Mensing W. Die Vernehmungsprotokolle der "Russlandrueckkehrer". S. 154-170.
26

биография наших героев. 87 человек пришли в КПГ из социалистического движения, причем подавляющее большинство из них (67) — в 1919-1920 гг.
Исключения из типичной для эмигрантов эволюции от СДПГ к КПГ можно пересчитать по пальцам. Михаил Зелигман, еврей из Польши, оказавшийся в Германии в годы мировой войны, вступил там вначале в НСДПГ, потом в КПГ, был исключен как «правый» и вступил в социал-демократическую партию, где пробыл до 1930 г. Очевидно, и там он не чувствовал себя комфортно, поэтому последние годы Веймарской республики являлся активистом Социалистической рабочей партии — «левого» осколка СДПГ, а после прихода к власти Гитлера сотрудничал в подполье с коммунистами, хотя и не вступил вторично в КПГ. Столь извилистая партийная биография удивила следователя НКВД, и он задал вопрос о том, каких же политических убеждений придерживается Зелигман. Тот ответил: «Я себя по политическим убеждениям считаю марксистом».
К сожалению, данные о партийности, содержащиеся в АСД, при сопоставлении с документами отдела кадров ИККИ и справочной литературой дают серьезные отклонения, поэтому приведенные цифры, скорее, занижены. Иногда пункт анкеты арестованного о его «политическом прошлом» просто не заполнялся, в нескольких случаях следователь записывал лишь то, что ранее немец состоял в «меньшевистской партии» (под которой можно предполагать и социал-демократов и оппозиционные течения в самой КПГ). Еще около ста человек, попавших в базу данных, входили в примыкавшие к КПГ политические организации — германский комсомол (ГКСМ), Союз красных фронтовиков, немецкие отделения МОПРа, Спорт- и Про-финтерна и даже общество пролетарских эсперантистов.
Статистика показывает и то, что многие эмигранты вступали в компартию только для того, чтобы облегчить въезд и легитимацию в Советском Союзе. Как правило, это касается периода 1930-1933 гг., когда рабочих выталкивала из Германии нужда и безработица. 47 человек вступили в партию как раз накануне приезда в СССР, надеясь, что так будет легче получить визу Интуриста или разрешение на работу. Достигнув цели, они, выражаясь бюрократическим языком, «механически выбывали из партии».
Из 436 учтенных в базе данных лиц, являвшихся в разное время членами КПГ, 21 человек вышел из партии до отъезда в СССР. Уже в эмиграции до своего ареста партийные ряды покинуло еще 95 человек66. Из них 49 выбыло в первый год после приезда в СССР, т. е. фак
66 Данные неполные, так как в некоторых случаях на основе АСД не удалось установить дату вступления и выхода из КПГ.
27

тически эти люди даже не становились на учет в московском представительстве КПГ. Членами партии большевиков успели стать всего лишь 103 эмигранта из 720. На данном показателе отразилось то, что в 1933-1935 гг., когда в СССР приезжало больше всего немцев-политэмигрантов, прием в ВКП(б) был закрыт по причине партийной чистки. Таким образом, с учетом людей, принявших советское гражданство и перешедших в ряды ВКП(б), получается, что около половины коммунистов — выходцев из Германии к моменту ареста прервали организационную связь с КПГ.
В соответствии с требованиями следователя арестованные признавались на допросах, что, вступая в германскую компартию, рассчитывали выдать себя за участников революционной борьбы67. Интересно, что буквально то же самое утверждали высланные из СССР немецкие эмигранты на допросах в гестапо68. Уникальным был случай Вильгельма Яна — он был членом КПГ с 1932 г., но после прихода Гитлера к власти вступил в национал-социалистический союз студентов, взял с собой в СССР соответствующее удостоверение, а по приезде умудрился получить статус политэмигранта.
Те или иные сюжеты истории КПГ, в которых принимали участие арестованные в Москве немецкие эмигранты, представлены в АСД достаточно подробно. Сами обвиняемые рассматривали свою партийную работу, в том числе и нелегальную борьбу, в качестве главного доказательства абсурдности выдвинутых против них обвинений. Напротив, следователь искал здесь «зацепки» для того, чтобы повысить правдоподобность этих обвинений, привязать к конкретным обстоятельствам стандартные фразы о шпионаже и контрреволюционной деятельности.
К этим данным, как, впрочем, и к любой иной информации, содержащейся в протоколах допросов и собственноручных признаниях обвиняемых, следует подходить с известной долей скепсиса и осторожности. Нелегально перешедший советскую границу в 1927 г. Павел Бахман представил себя жертвой революционной борьбы, сбежавшей из страны после тюремного заключения. Десять лет спустя, когда следователь сопоставил очевидные факты, Бахман был вынужден сознаться: «Когда меня задержали при переходе советско-польской
См. показания Альфонса Дольского (Дальске), нелегально преодолевшего в 1932 г. польско-германскую и советско-польскую границу.
68 Допрос Курта Койтца (Politisches Archiv des Auswaertigen Amtes, Berlin (PAAA). R 104 557).
28

границы, я опасался, что меня могут перебросить обратно за границу, если я не укажу о своих революционных заслугах»69.
Однако такие «упрямые факты», как стычки с полицией или нацистскими штурмовиками, политические убийства и судебные процессы, пребывание в тюрьме или концлагере, вряд ли можно было выдумать от начала до конца. Большинство из этих людей не были рядовыми членами партии, «молчащей массой». Левые радикалы с активной жизненной позицией, они постоянно подвергались репрессиям и в Веймарской республике и после прихода Гитлера к власти.
Среди жертв большого террора представлен практически весь кадровый состав компартии Германии: от высших функционеров (Вальтер Диттбендер, Пауль Шербер-Швенк, Фриц Шульте-Швейцер), депутатов рейхстага и ландтагов (Артур Гольке, Георг Шарш-Каслер, Теодор Бойтлинг, Пауль Франкен), ключевых работников аппарата ЦК КПГ (Вилли Клейст, Эрна Шефтер, Роберта Гроппер) до рядовых сотрудников партийного дома на Бюлов-платц — художника-оформителя (Герхард Мозер), шоферов и швейцаров (Курт Гельвиг и Рихард Ульбрихт), машинисток (Луиза Гадроссек) и даже продавцов книжного магазина, где продавалась литература КПГ (Ганс Шреп-фер, Лео Розенталь). Около семидесяти имен из нашей базы данных представлены в биографическом справочнике «Немецкие коммунисты 1918-1945»70.
Нет практически ни одного сюжета из истории коммунистического движения в Германии, который не был бы отражен в материалах их следственных дел. Самые ранние из этих сюжетов — подпольная деятельность левого крыла социалистического движения в годы Первой мировой войны, «спартаковское восстание» января 1919 г. Вот как описывал обстоятельства ареста Карла Либкнехта и Розы Люксембург на квартире врача Массмана его сын Эрвин, присутствовавший при этом: «Они у нас жили дня 4-6. Почему полиция узнала, что Либкнехт и Люксембург находятся в квартире моего отца, я не знаю. Арест их был произведен не полицией, а какой-то белой организацией. Когда у нас в квартире жили Либкнехт и Люксембург, я из квартиры выходил в магазины за продуктами... Телефона в нашей квартире не было. Меня арестовали утром, после ареста Либкнехта. Арестовали меня вместе с моим отцом».
69 Бахман в 1927 г. находился под следствием несколько месяцев, позже был оставлен в СССР и даже сумел получить в посольстве Германии национальный паспорт.
70 Deutsche Kommunisten. Biographisches Handbuch 1918-1945. Berlin, 2004.
29

В обвинительном заключении факты были переставлены местами, и этот рассказ получил следующую трактовку: «При аресте в 1919 г. обвинялся в принадлежности к компартии и в государственной измене. На допросе дал показания о Карле Либкнехте, что он нелегально проживал в квартире его отца, после чего Маркуссон вскоре был освобожден». Очевидно, что в такой интерпретации Эрвин, который был арестован вместе с отцом на следующее утро после того, как из их квартиры были уведены Карл Либкнехт и Роза Люксембург, оказывался виновником их гибели. Однако столь топорная фальсификация не нашла понимания у военных судей, и по приговору Военного трибунала (ВТ) MBO Эрвин Маркуссон был оправдан. В тот же день по постановлению следователя из-под стражи была освобождена его жена Гильда. Это произошло 22 марта 1940 г., день в день через два года после ареста супругов, евреев по национальности и врачей по профессии71.
Особняком среди сюжетов истории КПГ, получивших освещение в материалах АСД, стоит история Баварской советской республики, несколько лидеров которой, включая Макса Левина, Вилли Будиха и Т. Л. Аксельрода, стали жертвами большого террора72. Георг Губер участвовал в расстреле контрреволюционеров накануне падения Баварской республики и получил за это 15 лет тюремного заключения73. Первыми политэмигрантами, получившими убежище в столице советской России, стали бойцы Красной Армии Рура (Александр Гермилин, Фриц Элендер). Участниками «мартовской акции» 1921 г. — попытки КПГ захватить власть в ряде районов Центральной Германии — являлись Фриц Фрейман и Эрнст Мейер. Последний, получивший после приезда в СССР имя Конрад Марбель, был арестован вместе с Максом Гельцем и Отто Вегеришем, вождями «партизанской армии Фогтланда». Мейера приговорили к 15 годам заключения, но ему удалось совершить побег из берлинской тюрьмы Лихтенберг в 1927 г.
Густав Грабнер рассказывал на допросе о том, что привело его в ряды компартии Германии: к нам приехал агитатор-коммунист, «после его призыва о вступлении в члены КПГ все население, прожива
71 Биографические данные Эрвина Маркуссона см. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 572.
72 Следствие по делу Аксельрода вел центральный аппарат НКВД, см. подробнее: Ватлин А. Ю. Товий Аксельрод // Вопросы истории. 2010. № 1.
73 Губер первоначально прибыл в СССР в 1928 г., сразу же после освобождения по гинденбурговской амнистии, но вскоре вернулся на родину. Вновь он приехал в феврале 1933 г. и был признан политэмигрантом — в условиях гитлеровской диктатуры он рано или поздно оказался бы в застенках гестапо.
30

No comments:

Post a Comment